Дядя Шмилик всегда провожал своих гостей до предела: до троллейбусной остановки. И вместе с гостем дожидался троллейбуса, и только потом возвращался домой.
Это был высокий красивый человек с прекрасной осанкой, озорными искорками в глазах, хитрым прищуром и полуулыбкой, отчего всегда казалось, что он или собирается пошутить, или сделал это только что. Лет через 15 такие же озорные искорки я увидел у его родного брата Ашера (Asher Gal).
И вот, стоя на остановке, кинув всего лишь один беглый взгляд на появившийся на горизонте троллейбус, дядя был способен уверенно сказать, подходит он нам или нет. А было это в те времена непросто. Это сейчас номера маршрутов написаны крупно, или даже подсвечены, чтоб люди ясно видели. А тогда это была маленькая табличка в маленьком мутном окошечке. Зато бортовой номер троллейбуса — штука для пассажира абсолютно бесполезная — был написан крупнющими цифрами прямо на морде машины. Как дядя понимает, что нам подходит, да с такого расстояния, да едва завидев — было совершенно непонятно. А он и не думал скрывать секрет фокуса, и сразу же рассказал его: «если первая цифра бортового номера чётная — троллейбус вам подходит». И с этим хитрым прищуром, опять же, непонятно, он разыгрывает нас, или нет. Это, так сказать, «объяснение» только усилило наше смятение. Моя мама — программист по профессии, училась на прикладной математике, обожала признаки делимости, особенно на три и на девять, но тоже не могла понять, в чём тут фокус. «Это выглядит невообразимой чушью», говорила она. Но тем не менее, раз за разом дядя оказывался прав.
Секрет фокуса раскрыл я сам, спустя пару лет, когда не на шутку увлёкся троллейбусами. В нашем городе было в то время два троллейбусных парка. Первый обслуживал центр и север города, второй, расположенный южнее, соответственно, юг. Машины первого парка имели номера из чётных сотен (200, 400, 600), машины второго — из нечётных (300, 500, 700). Мы жили на севере города, поэтому если на горизонте появлялось что-то с крупными цифрами вроде 618 или 457 поперёк кабины — оно нам подходило, а если 519 или 708 — то нет (708, кстати, была новейшая машина прекрасного жёлтого цвета, жаль, он не ходил в наши края). Потом, совершенно случайно, со мной в группе по плаванию оказался мальчик, у которого папа работал электриком в троллейбусном парке. И мальчик этот подтвердил мою догадку насчёт закономерности в нумерации.
Я, конечно же, поделился с дядей своим открытием, но уже не помню, что он ответил, знал он про троллейбусные парки, или нет. Возможно, что и не знал, а просто заметил закономерность.
Все, кому я рассказывал эту историю, не могли дослушать её до конца. А потом у нас в городе построили третий троллейбусный парк, и перераспределили машины. А к бортовому номеру приписали слева ещё номер парка, 1, 2 или 3. Видимо, эти люди не так любили признаки делимости на три, как моя мама. И 457 (старая развалюха) стал 1-457. А 608 стал 1-608. И тогда рассказывать эту историю стало ещё сложнее: собеседник смотрел на любой проезжающий троллейбус и говорил «но ведь цифр же четыре», и приходилось ещё объяснять, что это было до того, и тогда уже подавно никто не мог дослушать.
А дядя был и оставался прав, вместе со своим хитрым прищуром и озорными искорками.
Мораль:
а. Слушайте людей. Это может оказаться полезным.
б. Не отвергайте сделанных кем-то наблюдений. Даже если имеющихся у вас теорий не хватает, чтоб их объяснить, наблюдатель может быть прав. Возможно, есть другие объяснения.
Всем приятных выходных.
Позвоните родителям!
P.S. Это совершенно реальная история, и произошла она лично со мной, и все персонажи и детали в ней реальны. Это не городская легенда, вроде той машины, которая не заводилась от мороженого.
Позвоните родителям!