Когда мне было 10-11 лет, я очень хотел наручные часы. Электронные, с секундами. Это была очень дорогая покупка для моих родителей, но мы уговорились, что я буду сдавать бутылки в магазин и получать определённый процент (20%) с вырученных денег. Я сейчас легко подсчитал, что для сбора необходимой суммы мне нужно было отнести в магазин тысячу литровых молочных бутылок или тысячу триста кефирных, или две тысячи баночек из-под сметаны. Процесс «зарабатывания» затянулся где-то на полтора года. Около четверти стоимости доложили родители, и к 12-му дню рождения часы у меня были. А теперь мне часы не нужны — время можно посмотреть в телефоне, который всегда с собой.
Лет в 12-13 я очень хотел хороший проигрыватель для грампластинок. Тот, что у нас был, назывался Аккорд, у него было, мягко говоря, очень плохое качество звучания, он ужасно шипел при включении, и у него была грубая корундовая игла, которая буквально портила пластинки. Проигрыватель — штука в несколько раз дороже часов. Я уже не помню точно, велись ли там какие-то переговоры с родителями, но особых надежд не было. Совершенно неожиданно осенью 1986-го в магазине радиотехники устроили распродажу старых моделей с огромными скидками. Я моментально среагировал, вызвал папу с работы, и родители, одолжив денег у дедушки, купили стерео проигрыватель практически за половину цены. Я этот проигрыватель горячо любил и все карманные деньги тратил на пластинки. А теперь все мои пластинки оцифрованы фанатами, скачаны из интернета и находятся в том самом приборе, который всегда с собой, и в котором я смотрю время.
Ещё я в школьные годы мечтал о кассетном магнитофоне. Его, во-первых, можно брать с собой в поездки, походы и прочее. Во-вторых, с ним легче переписывать у друзей записи Модерн Токинг, Итало-Макси-Хитс, Джой, Си-Си-Кэтч и всех остальных, кто тогда были жутко популярны. А с нашей старой бобинной приставкой всё не так просто: чтобы что-нибудь списать, надо не только раздобыть кассету, но и заманить домой какого-нибудь друга вместе с кассетником, и подключить этот кассетник к своей приставке, или нести куда-то приставку весом в 8кг. И вообще, магнитофон — штука статусная, престижная, и друзья обмениваются кассетами, а у меня кассетника-то и нет. Но тут уж совсем надежды никакой не было, такую покупку родители никак поднять не могли. Сейчас, конечно же, любую запись можно и прослушать, и скопировать с помощью того же прибора, в котором и пластинки, и часы.
О том, как я хотел фотоаппарат, я уже подробно писал раньше. И особенно мечтал о таком фотоаппарате, для которого плёнок не надо, проявлять не надо, а картинку он «просто помнит». Надо ли говорить, что фотоаппарат теперь тоже находится в том же приборе, и он именно такой: помнит картинку без всякой плёнки.
А ещё до этого, в самом начале школы, я очень мечтал про аккумуляторный фонарик. В отпуск тогда ездили «дикарями» в деревеньку на черноморском побережье. Когда поздней тёмной ночью возвращаешься из кино через кукурузное поле, то фонарик — самая нужная штука. Это был необходимый и модный аксессуар, изящными моделями гордились и хвастались, как теми же магнитофонами, или как теперь мобильниками. А меня очень всегда раздражали батарейки, как расходный материал, который приходится покупать, а потом выбрасывать. Тем более они то есть в магазине, то нет. Особенно квадратные. Поэтому хотелось аккумуляторный фонарик, чтоб заряжать можно было. Тоже классу к четвёртому удалось на него скопить с помощью тех же бутылок. А теперь у меня фонарик всё в том же приборе, который всё время в кармане.
И вот этот текст я задумал пару лет назад, но только не знал, к чему его привести, к какому выводу? Что «айфон — это круто», или что «у этих нынешних всё есть»? Или, как говорят некоторые из наших детей, «какое у вас было тяжёлое детство!»
И вот сегодня утром этот ответ нашёлся. Вот он:
Наши дети растут в совершенно других условиях. И это каждый день ставит нас перед проблемами, для которых у нас нет готового решения. День за днём мы восклицаем по разным поводам: «Не знаю, как объяснить ему это, у нас всё было не так!» Мы вели себя не так, о других вещах мечтали, другое ценили, по-другому относились к обязанностям, к материальным благам, к ответственности, к родителям, к учителям, к друзьям. Методы, которые нам знакомы, которые применяли к нам, с ними не работают.
Но я хочу сделать акцент не на различиях, а именно на сходстве поколений. Ведь наши родители решали ту же самую проблему: те методы, которые работали у их родителей с ними, не работали у наших родителей с нами. И им тоже надо было изобретать всё заново. И наши родители тоже восклицали «Как же ему объяснить, у нас всё было не так!» И наши дети тоже скоро придут к восклицанию: «У нас всё было не так!»
Человек предыдущего поколения мог бы сказать про мои детские желания: «Ишь, чего захотел! Стерео ему подавай, часы ему подавай! В наше-то время хватило бы мяча и книжки!» Я уж помолчу, что оба моих родителя выросли во время войны в эвакуации.
Мы в тупике, потому что не можем применить к детям свой собственный опыт. Мы боимся, что без него они вырастут другими и неполноценными. Они не ценят свой айфон так, как я — те часы или тот фотоаппарат. Они получили его сразу, а я таскал бутылки полтора года. Но это всего лишь значит, что нам нужно научить их целеустремлённости и упорству на других примерах, в других ситуациях. И нашим родителям нужно было то же самое, и у них тоже не было готового решения. Мой папа рассказывал, что в эвакуации очень берёг «Лесную газету» — единственную книжку, которую ему разрешили с собой взять. Сейчас один мой знакомый скитается по Европе, и его дочь, наверное, очень бережёт свой смартфон, и потом будет рассказывать детям, что «в эвакуацию взяла только смартфон, а у этих нынешних есть всё…»
И каждое поколение снова и снова будет решать ту же самую задачу: как общаться, воспитывать, строить отношения с людьми, которые выросли в других условиях, у которых другие ценности, и которым не подходят знакомые нам методы.